Пиранья. Война олигархов - Страница 8

Кто не видел – не поймет, а кто видел – не забудет. Морпехами, с которыми тогда бок о бок трудились Мазур и его орлы, командовал капитан: жилистый, чернявый, то ли казацкого, то ли цыганского вида… За стремительно пролетевшие двадцать лет Лихобаб чернявость частично утратил, сменив ее на седины. Ну так и мы не помолодели…

Лихобаб, цыган чертов, похоже, угадал направление мыслей Мазура.

– Распущены когорты Древнего Рима, – произнес он с непонятной интонацией. – Раскидало легионеров кого куда.

– Раскидало, – согласился Мазур, отставляя в сторону все-таки доеденную, несмотря на истекшие сроки годности, консерву. – Встречаешь в самых неожиданных местах.

– Вот я иногда и думаю, – Лихобаб закурил, – а не лучше бы, если в меня грохнули где-нибудь в африканской или какой иной экзотической заварушке? Сложить удалу головушку в отчаянном рукопашном месиве с национальными гвардейцами какой-нибудь обезьяньей республики или с наемным сбродом иностранного легиона, прихватив с собой в Вальгаллу с дюжину врагов? А? Отличная смерть, мечта викинга. Зато не увидел бы, во что превратили скоты великую державу…

– Давай-ка еще по одной, – нейтральным тоном сказал Мазур.

Все эти пустые разговоры про рухнувшую империю и покалеченную судьбу ему порядком надоели. Что толку сотрясать воздух? Раньше надо было кулаками махать…

– Давай, – с готовностью отозвался Лихобаб и потянулся к бутылке.

Выпили. Закусывать не стали, заменили закусь табачным дымом.

– Скажи, вот разве об этом мы мечтали? – Лихобаб описал рукой в воздухе некий, полный неопределенности полукруг. Но Мазур понял, о чем он. – Такой поворот и в дурных кошмарах не мог привидеться. А ведь ничего, мать вашу, как-то приобвыкли, прижились…

– Ты где пропадал эти годы, не сразу ведь после демократизации сюда определился? – вдруг спросил Мазур. – Да и Полигон этот, поди, не так давно тут обустроили…

– Точно, – кивнул Лихобаб, – недавно. Когда главным злом объявили терроризм и обязали всех и каждого с ним бороться. А где пропадал, говоришь?

Бывший морпех налил в кружки на сей раз по чуть-чуть.

– Девяносто первый, ни к столу будь помянут, застал в Монголии. Ты не лыбься! Еще просвети меня, что там моря нет. Давай, давай. А я тебе отвечу на это истиной более глубокой и правдивой: начальству виднее, что где есть и где надлежит находиться советским морпехам. Начальство постановило, что Китай вот, сволочь, имеет выход к морю-акияну, и на всякий случай морской пехоте не помешает находиться в непосредственной близости… Вот, кстати, давай-ка за спецназ надводный и подводный!

Чокнулись, сдвинув алюминиевые бока кружек.

– Однако вскоре нас вернули на родину, – продолжал разошедшийся Лихобаб. – И тут я малость прихренел. В Монголию только отголоски долетали, а тут пришлось погрузиться по самую макушку в бурлящее дерьмо. Короче, поглядел, поглядел я на творившееся блядство да и подал в отставку. Ушел в свободное плаванье. Покидало, конечно. Карабах, Приднестровье, Сербия, Абхазия… В Абхазии предлагали остаться, строить вооруженные силы неприсоединившейся республики, сулили генеральское звание. Оно, конечно, некоторым образом сомнительное вышло бы генеральство, но все же. Так и вовсе никакого не перепало, и уже не упадет. Жалею, короче, что не остался. Жил бы у моря, как тот старик, рыбку бы рыбачил. Главное, настоящим делом занимался, а не валял дурака… Но я именно как дурак вернулся домой и тут несколько лет перебивался вовсе ни пойми чем. В откровенный криминал, правда, не лез. Не сроков боялся, а противно было. Однако все равно ходил по краешку. Один неверный шажок – и можно сверзиться, ломая шею. Потом, когда про армию с флотом снова вдруг вспомнили, начали чего-то делать, в том числе и этот Полигон замыслили, разыскал меня сослуживец, ну и предложил. И вот я здесь. Словом и короче, вполне обычная биография для бывшего легионера Советского Рима…

Лихобаб запустил руку в большой бумажный мешок, тоже притараненный со склада ядерной войны, выудил из него большой ржаной сухарь.

– Вот я все думаю, Кирилл, а для чего мы резались столько лет подряд? Для чего погибали твои и мои парни? Многим ведь и могил нормальных не досталось, остались лежать в пустынях и лесах на прожор зверью. Выходит, все это было для того, чтобы теперь жрали и пили от пуза совсем другие, не партийные, а демократичные, которые от первых отличаются только новыми фамилиями и еще большим, уж вовсе ненасытным аппетитом…

Лихобаб вдруг замолчал.

– Ну? Чего споткнулся? – Мазур усмехнулся уголком рта. – Вдруг вспомнил, что и я теперь из тех, кто по твоим словам, жрет и пьет от пуза?

– И ты, – Лихобаб сжал ладонь, в который хрустнул, разламываясь, ржаной сухарь. – Это ты только сегодня про меня узнал. Я-то про тебя наслышан. Живешь в домишке собственном, в Серебряном, блин, бору…

Мазур открыто расхохотался.

– Хреновые у тебя осведомители. От Серебряного Бора наша деревенька далековато… Понятно, что молва любой коттеджный поселок автоматом приписывает к Рублевке. Раз свой загородный дом, да еще со встроенным гаражом – значит, буржуи, раз буржуи – значит, проживают на Рублевке. Уж поверь, что особняком мой дом может считаться разве где-нибудь в Псковской или Тульской губерниях, но уж никак не в видавшей виды Москве. Просто добротный домик в три этажа на участке всего в двадцать соток…

– Во как! Для тебя это уже «просто»! А для большинства людей, хочу тебе сказать, в той же Москве – недостижимая мечта.

– Ты не поверишь, но я никогда не мечтал ни о чем подобном, – жестко сказал Мазур. – На привалах, валясь на траву, никогда не чертил в башке пейзажи будущего отставного счастья: дома, машины, три сортира и две ванные комнаты…